Раиса Эпштейн
Я и МЫ
"Вести-2", 16.09.1999 (Статья опубликована в газете под названием «Процесс»)
В той, доизраильской, жизни я всегда, еще с детства, была "белой вороной". До поры до времени жилось мне с этим плохо, обидно, больно. Неясно было, почему меня не понимают, не принимают, порою резко и беспричинно не любят. Мама, как видно щадя меня, не объясняла это антисемитизмом.
Как видно, потому и я сама не относила неприязнь и отталкивание к моему еврейскому происхождению. К тому же среди отталкивающих нередко попадались и евреи. Короче, распространенного комплекса национальной неполноценности по поводу преследования меня как еврейки я благополучно избежала. Но зато долгое время страдала от другого комплекса. Очень хотелось быть принятой и любимой. Хотя, впрочем, это никакой не комплекс, а, наверное, вполне естественное человеческое чувство.
В общем, хотелось совпасть, может быть даже слиться. Однажды решила - хватит, надо переступить, сломать что-то мешающее в себе. Это был один из немногих неудавшихся экспериментов над собой. Стала частью какой-то тесно сплоченной студенческой компании: вместе готовиться к экзаменам, вместе сидеть в университетских аудиториях, вместе проводить время, и главное - иметь вместе одну точку зрения на происходящее, на все.
Ребята были вполне славные и интеллигентные, но тем острее ощущалась ненормальность ситуации, в которой ты наряду с другими оказываешься статистической единицей, не более того. В какой-то момент ты замечаешь, что это уже начинает восприниматься как нечто естественное, то есть ты просто теряешь себя. И тогда ты испытываешь чувство ужаса, чувство затягивающего тебя кошмара. И ты резко, в один момент, рвешь отношения, сжигая за собой мосты. И - о! - это дивное чувство обретенной свободы!
Они удивлялись и многие годы спустя; спрашивали: "Что случилось тогда?" - когда отношения были восстановлены, став на этот раз не обязывающими ни к чему. А ты понимаешь задним числом, что в этом было везение, подарок судьбы, может быть даже - чудо свыше. Что выдралась все-таки, обдирая в кровь чувства, нервы и сердце, из этих тисков мнимой дружбы, и тем спасла душу от анемии безличной принадлежности, осознала раз и навсегда великое благо и абсолютное преимущество своей бело-воронности, своего адекватного Я.
И если дружила потом, и любила потом, то с такими же и таких же. Одиноких. Принадлежащих себе, а не другим. Не-совпадающих. Не-слитых. Несущих свою особость спокойно и достойно. Несущих свое Я.
С этим, конечно, там было трудно всегда, иногда очень и очень трудно. Но никогда уже больше не сожалела о том, что я "не такая, как все", не пыталась приспособиться, присоединиться. Знала, что, даже если захочу, - не получится. Но главное, правда - не хотела.
В Израиле вдруг показалось, что "бело-воронство" кончилось и нет в нем никакой нужды. Принадлежность метафизическая и корневая, которая действительно была счастливо обретена и которая со мною теперь уже навсегда и до конца, спуталась в сознании с принадлежностью физически-повседневной и даже (со временем) - идеологической и политической. Когда возникало непонятное внутреннее беспокойство, чем-то отдаленно напоминавшее эпоху той компании, глушила его в себе не лишенной изощренности теорией, что для того, мол, и вырабатывалось там мое бунтующее бескомпромиссное Я, чтоб соединить-слить его здесь с мощным МЫ израильства-еврейства вообще и национального лагеря в частности.
Вот такие игры с самой собой, интонации которых просачивались даже в письмах в страну исхода. Лет эдак 9-10 тому назад, когда переписки были еще в полном разгаре, приятель из таких же неисправимых индивидуалистов, за это сильно ценивший и меня, написал, что просто не узнает подругу молодости и выражает полную уверенность в том, что долго я в этом глупейшем самовздрючивании не продержусь. Не та, мол, особа. Я что-то иронически ответила и пристыдила его, еврея, за то, что не понимает, какое это благо и счастье быть и чувствовать себя такой клеточкой (почти "винтик", а?) в организме (Левиафане?) своего народа.
Нет, конечно же, что-то все-таки мешало, царапало, хотя я и держалась довольно долго. Но как бы мне не хотелось сопротивляться тому, все возможности тотально-коллективистской идентификации поступенчато, но чрезвычайно последовательно отнимал у меня «мирный процесс». Тем он, в конце концов, довел процесс лично мой до его логического завершения.
И значит, снова осталась сама с собой, со своим бело-вороньим Я, со своим несовпадением ни с каким (эмпирическим) МЫ, ни левым, но и, увы, ни правым. Ни с каким тотально-групповым «вместе все». Как же надо было прежде суметь оглупить себя, чтобы начать всерьез верить, что может быть и есть такое "все" - даже если это о все равно остающихся более всех других близкими мне религиозных поселенцах и в целом «вязаных кипах».
Иногда хочется позавидовать друзьям и знакомым, бывшим и настоящим, которые и после отступления из Хеврона, и после Уай-плантейшн, и после того заседания Центра Ликуда,. и после того заседания Центра МАФДАЛа, и после того как Совет поселений на территориях бойкотировал похороны убитого арабами раввина Шломо Раанана в Хевроне, и после всего этого распада, не только и не столько политического, а гораздо более тяжелого и горького, продолжают мыслить и чувствовать в категориях "МЫ - ОНИ", продолжают играть в эти игры, бесконечно разоблачая левых, СМИ, американских советников, "экстремистов, сбросивших правительство Нетаниягу", "русских" репатриантов, проголосовавших за Барака, в общем, только бы не задуматься об ответственности правых, о себе, об этом самом нашем МЫ.
И все-таки я не завидую. Распад, конечно же, разбивает сердце. Оно болит и сейчас, когда уже понимаешь, что он начался не вчера и не сегодня, не с Уай и в каком-то смысле даже не с Осло. Его начало далеко-далеко, в сумерках давних дней. Может быть, даже в самом начале, в исходной точке. Хотя детерминистски ничего не предопределено. Все можно было, и можно еще, пока мы есть, изменять в каждый момент. При одном условии. Если ты не влит в тотальное МЫ, сколь угодно твое и любимое. Если ты останешься Я во всех обстоятельствах.
И в этом смысле мой личный процесс, в отличие от Процесса Мирного, оказывается вполне благотворным и оздоровляющим. Ты освобождаешься от иллюзий, которые сама настроила. Это больно, немыслимо больно. Но это необходимо. Как для тебя самой, так и для МЫ твоего народа. Не тотального - но состоящего из всех этих отдельных, особенных и живых Я.
Ты освобождаешься от надежд на "наш лагерь", и "наших лидеров", и "наших интеллектуалов", и "наших героев", на все эти модификации и проекции коллективного существования, и начинаешь видеть все таким, как оно есть, в подлинном свете - без мистификаций, мифологических решений и перенесения ответственности на чужие плечи .
Мистификации, мифологические решения и отказ от собственной ответственности, порожденные слабостью, растерянностью и отчаянием части из тех, кто называет себя правыми, симметричны торжествующей и на первый взгляд оптимистичной утопии левых. Мифологии - это опасно, не менее опасно, чем утопии. Те и другие требуют коллективной принадлежности и порождены ею. Те и другие вводят человека в систему коллективного мышления, внутри которой он неизбежно теряет свое индивидуальное Я. Те и другие ищут быстрых решений и нуждаются в мудрых, сильных или хитрых Вождях. Те и другие выражают потребность бегства от пугающей действительности. Те и другие иллюзорно спасают от ужаса перед бытием.
Ах, это так банально. Об этом так много сказано и написано, в особенности в нашем прогрессивном XX веке, последнем веке завершающегося тысячелетия – веке, породившем ужас нацизма и коммунизма. Но у утопий и мифов есть одна гадкая привычка - они возвращаются, снова и снова превращая только что свободных людей в винтики - атомы - клеточки плотно сжимающихся во взаимной ненависти МЫ. И все- таки этот жестоковыйный народ, живущий на заповеданной ему Господом историей и судьбой Земле, не может позволить себе эту роскошь, которую позволяли себе другие. Он уже немало перенес от утопий и мифов тех, других. Он уже пришел сюда, спасаясь от тех, других. И он окружен здесь такими же, другими, стремящимися в отношении его к тем же целям. Отчаяние и бегство в мифы точно служит этим целям. И даже вера в необыкновенных героев-лидеров, сильных, умных или хитрых, тоже служит им. Им служит слепота, бегство от ответственности, самообман. Им служит иллюзорное укрытие в каком угодно "нашем" МЫ.
Им служит отказ от своего Я.